— Для НЦИС это первая такая программа?

— Подобную программу мы уже делали под эгидой базовой кафедры цифровой экономики, по откликам первого выпуска скорректировали расписание. Опросы показали, что к нам приходят «добирать» компетенции: например, юристам больше интересны аспекты информационной безопасности, экономические темы, IT-специалисты открывают для себя основы интеллектуальных прав. Поэтому составили программу из отдельных блоков, чтобы слушатели могли сами смоделировать свой курс и получить знания из смежных отраслей, потребность в которых они чувствуют.

— По какому принципу создавались модули – творчество, технологии, экономика и общество?

— Полтора года назад мы создавали эту программу в виде тетраэдра, элементы которого можно всячески крутить. Сели и подумали: а что бы нам самим было интересно? И из чьих уст мы сами хотели бы такую информацию получить? Нашли лекторов, удачно сочетающих теоретический подход с серьезным практическим опытом, способных взглянуть на проблемы под оригинальным углом, находить необычные решения. Чудесным образом оказалось, что именно это интересно и нашей аудитории. Про себя могу сказать, что постараюсь прослушать модуль по информационной безопасности. Предыдущий опыт показал, что эта тема беспокоит всех, поэтому мы открыли отдельную 40-часовую программу, которая называется IP-антирейдер.

— А чем программы НЦИС по повышению квалификации отличаются от уже существующих?

— Смотря с чем сравнивать, рынок-то очень большой. Но у нас была идея не только рассказать о том, что сегодня волнует нас самих, но и сформировать своего рода клуб единомышленников или пул компетентных оппонентов. Кроме того, знакомство с практиками позволяет слушателям по окончании курса продолжить профессиональное взаимовыгодное сотрудничество. Второе отличие в том, что вместе с нашими слушателями мы пытаемся не только сориентироваться в сегодняшнем дне, но и немножко заглянуть вперед. Есть некоторые лекции, например, у Сергея Матвеева, которые отчасти футурологические.

— Очень интересно. Это о чем?

— Ну, предположим, нивелирование границ между разными видами результатов интеллектуальной деятельности. Так, произведения дизайна могут охраняться и авторским правом, и патентным, как промышленные образцы. А сейчас появляется еще и абсолютно новая форма существования – 3D-модели. Создается самоценное машиночитаемое нечто – стандарты или сигнал для 3D-принтера – которое распечатает деталь, и для ее создания даже не нужно будет запускать производство. Или, предположим, оборот больших данных. Здесь я даже боюсь рассуждать, потому что у нас есть Елена Авакян, которая является уникальным, на мой взгляд, специалистом. Мы сегодня даже не можем спрогнозировать, в каких сферах и для чего они могут использоваться. И тем более мы не знаем, как этот оборот будет регулироваться: признанием монополии или исключительного права, установлением допустимых пределов обработки. Или, например, правовой режим объектов, созданных искусственным интеллектом. Две диссертации защищены за последние полгода на эту тему. Мы даже близко не подошли к пониманию того, куда мы движемся в смысле регулирования этой сферы. Однако такие объекты стали реалиями нашей жизни: в прошлом году на гала-концерте закрытия Сочинского фестиваля оркестр Юрия Башмета исполнил сочинение для альта, «написанное» нейросетью «Яндекс».

— Недавно прошла новость, что музыкант и программист сгенерировали и выложили в свободный доступ 68 миллиардов мелодий. Это повлияет на рынок авторских прав?

— Как новость эта история прекрасна. Но первый вопрос, который у меня, как у юриста, возник – среди этих 68 миллиардов комбинаций ведь есть и Моцарт, и Бах, и все остальные, правильно? Поэтому на рынок этот «каминг-аут» вряд ли как-то повлияет. Вообще, благая идея этих ребят заключается в том, чтобы прекратить все споры, кто у кого что уворовал. Они сказали: вот, это может быть выходом. Ну, попробуют. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Это интересно.

— Авторское право – это подвид интеллектуальных прав?

— Да, это права на результаты художественного творчества. Художественного и научного отчасти, потому что произведения науки охраняются авторским правом. На лекциях мы рассказываем о сферах, где автор может выбрать модель охраны своего творения: с произведениями дизайна это просто, а вот выбрать форму охраны для научного результата не так легко. Например, монография, модель, чертеж являются объектами авторского права, а их реализация в изобретении или в секрете производства требует применения других норм.

— Какая сейчас самая насущная проблема в сфере защиты авторских прав?

— Та, что люди не соблюдают нормы, которые установлены законом. Есть такая замечательная профессор Мичиганского университета Джессика Литман, которая тоже читает авторское право студентам неюридических специальностей. Она всегда начинает свои лекции с одного и того же: «Вы знаете, многие слышали про авторское право, но до сих пор думают, что законодатель просто неверно выразился». Поэтому мы видим миссию нашего научно-образовательного центра в том, чтобы пропагандировать авторское право, рассказывать о нем. Поэтому хотим сделать школьный курс авторского права. У нас есть и тестовая площадка – гимназия в Сколково. Ребенок должен понимать, что он сам – автор произведений. Это и школьные сочинения, и задания на уроках рисования, и сделанные на телефон фотографии. Если он осознает себя автором сам, он с большим уважением относится и к чужому труду.

— Есть ли сложности с определением – будет тот или иной объект произведением искусства или нет?

— Не всегда совпадает бытовое и правовое видение одного и того же. Вообще, очень многие из произведений совриска вызывают сомнения. Так, дюшановский «Фонтан» является просто тиражным писсуаром. Или есть целое направление Ready Made, когда используются уже созданные ранее какие-то бытовые предметы и из них создается что-то новое.

— И вот эти произведения будут объектами авторского права или нет?

— Вы знаете, это зависит от конкретного произведения. То есть нельзя сказать, что все, что сделано при помощи ширпотреба – это не произведения. Авторское право и интересно тем, что оно многовариантно, не всегда есть очевидные или готовые решения. Каждый раз ты должен что-то такое додумать, придумать, предположить и так далее. Иногда решение настолько неоднозначное, что приходится обращаться в суд.

— Что цифровизация привнесла в управление интеллектуальными правами?

— Облегчила многие вещи. Например, появился «Национальный реестр интеллектуальной собственности» – депозитарий объектов интеллектуальной собственности в цифровом виде. Он входит в ассоциацию IPChain, которая является своеобразной экосистемой, где фиксируется не только появление объектов, но и оборот прав, возможность разрешать споры. Но простота обращения с цифровыми инструментами чревата злоупотреблениями.

— Каким образом?

— Упрощаются не только легальные акции, но и рейдерские или антиконкурентные практики. После введения в действие антипиратского закона, системы блокировок, неоднократно заявления поступали не от правообладателя, а от конкурирующего ресурса. Предусмотренная законом скорость процедуры блокировок не позволяет досконально во всем разобраться, а это влечет серьезные убытки.

— Тяжело разобраться.

— Да. Этими инструментами тоже нужно уметь пользоваться. Как и в аналоговом мире: столовым ножом можно убить человека и просто порезать колбасу. И вопрос, как ты этим пользуешься.

— Получается, что новые технологии несут как благо, так и риски?

— Не только новые технологии, и старые тоже.

— Что ждет рынок интеллектуальных прав с развитием цифровых технологий?

— Собственно, он должен адаптироваться к ним полностью. Сейчас мы констатируем, что львиная доля использования прав – это интернет, и львиная доля нарушений там же. Но при этом никакие прогнозы о вымирании других секторов рынка не оправдались. В XVI веке считалось, что книга убьет архитектуру и изобразительное искусство, кино должно было свести на нет театр, а ему, в свою очередь, угрожало телевидение, и ничего – до сих пор все живы.

— А может ли стать субъектом интеллектуальных прав искусственный интеллект?

— Основной постулат в том, что интеллектуальное право – это право человека. Вопрос – кто может быть субъектом – задается не только в связи с развитием искусственного интеллекта. Одно из забавных судебных дел 3-4-летней давности – это кому принадлежат права на фотографии, которые сделала мартышка. Было решено, что, все-таки, фотографу, потому что он подсунул ей камеру. Но вознаграждение было перечислено в Фонд защиты дикой природы. Судебное разбирательство длилось больше двух лет. С искусственным интеллектом может быть несколько вариантов: права на эти результаты признают за разработчиком программы, или владельцем, или арендатором (пользователем) оборудования. Так что подходы могут быть разными, есть и такая точка зрения, что эту сферу и не надо особо регулировать, подождать, пока «уляжется» сегодняшний всплеск интереса к этой проблеме, а потом рынок сам найдет решение.