Федерация интеллектуальной собственности взаимодействует с самыми различными индустриями — от музыкальной до биотехнологической. Почему такой широкий разброс?
Современное интеллектуальное право защищает интересы авторов в широком смысле, то есть вне зависимости от того, что они создают: музыку или компьютерные игры, архитектурный облик здания или парковый ландшафт, новую форму светильника или систему стабилизации крупногабаритных дронов. К таким авторам, безусловно, относятся и предприниматели, которых мы часто называем стартаперами, — ведь образ будущего продукта или услуги тоже является результатом творческого труда. Этот инструмент работает и на корпорации — здесь интеллектуальное право помогает создавать рынки, обеспечивать устойчивую позицию на них. Именно благодаря этому праву защищаются инвестиции в создание и продвижение новых продуктов. Наконец, интеллектуальная собственность работает не менее эффективно и на интересы общества. Товарные знаки, коммерческие наименования — что это, как не механизм защиты потребителя от некачественной продукции? Существуют и более тонкие грани применения интеллектуальной собственности. Например, капитализация исторического, культурного наследия конкретной народности или местности — здесь работают нормы о географических указаниях, наименованиях мест происхождения товаров.
Какие прорывы или знаковые события случились в 2019 году в этой сфере?
Говорить о прорывах в сфере интеллектуальной собственности не совсем правильно. Этот многогранный инструмент является очень важной частью общественных и экономических отношений. Быстрые изменения в нем попросту невозможны. Но с точки зрения реализации интеллектуальных прав прошлый год был поистине удивительным: две линии развития интеллектуальной собственности — законодательная и технологическая — наконец пересеклись. Современное творчество невозможно вне цифровой среды — результаты создаются в цифре или в конце концов попадают в нее. Они распространяются в цифровой среде и используются благодаря цифровым устройствам. Речь идет не только о фильмах или фотографиях, больших литературных текстах и научных статьях. Сегодня не менее значимыми объектами являются и сообщения в блогах, и программы управления производственным оборудованием. Переход результатов творчества в цифровое пространство бросил вызов всей системе правового обеспечения: результат творческого труда стало очень легко распространять и использовать, а вот заключить договор на передачу прав — несоизмеримо трудоемко и затратно. Более того, число объектов, авторов и соавторов резко выросло — тут уж никаких юристов не хватит для обслуживания этой системы. В итоге оборот цифровых объектов и оборот прав на них оторвались один от другого.
Ответ на технологический вызов можно дать только в технической плоскости. И такое решение было найдено в использовании технологии распределенных реестров — это общая блокчейн-инфраструктура, которая могла бы фиксировать сведения об объектах и правах на них, автоматизировала бы передачу таких прав. То есть фактически стала бы местом хранения сведений, которые мы традиционно погружаем в лицензионные договора. Но одно дело — замысел, а другое — его реализация. В 2019 году сеть IPChain в полной мере показала и доказала правильность такого решения. Сегодня это самая крупная блокчейн-инфраструктура, созданная в результате почти трехлетнего эксперимента. Она успешно работает и включает более 20 узлов, среди которых научные и конструкторские организации, производители творческого контента и сервисы его доставки до покупателя, Суд по интеллектуальным правам и Роспатент, институты развития — от «Сколково» до «ВЭБ-Инноваций» и РВК. Так выглядит технологическая линия развития интеллектуальной собственности. Еще есть и законодательная: с октября вступили в силу поправки в Гражданский кодекс, которые ввели понятие цифровых прав. Россия стала одной из первых стран, где технологическая и законодательная инфраструктуры сформировались синхронно. Это историческое событие, результаты которого, полагаю, мы увидим в ближайшие годы. Такого мнения придерживаюсь не только я. Совсем недавно с визитом в России был господин Фрэнсис Гарри, генеральный директор Всемирной организации интеллектуальной собственности (WIPO). Его оценка происходящего крайне высока.
Можно ли уже говорить о практических результатах таких фундаментальных изменений?
Стоит отметить, что, с одной стороны, мы видим начало бурного развития корпоративных и публичных сервисов по управлению интеллектуальной собственностью для разных сфер, а с другой — консолидацию индустрий, которые настроены перейти в полноценное управление цифровым правом на интеллектуальную собственность. Это, к примеру, производители и экспортеры продукции агропромышленного комплекса, специалисты предметного дизайна, формирующаяся отрасль инжиниринговых центров. Новый подход в управлении правами на основе новелл законодательства и общей цифровой инфраструктуры формирует и фармацевтическая отрасль. Все эти тенденции наглядно демонстрируют крупные отраслевые форумы. «Открытые инновации», LegalTech.Black Edition и, наконец, международный стратегический форум IPQuorum — их повестка пронизана «цифрой» и интеллектуальным правом.
В конце 2019 года у федерации появился новый партнер — «Роскосмос». Вместе с ним планируется разработать механизмы выявления прозрачного лицензирования объектов интеллектуальной собственности. Что стоит за этими формулировками, применимыми, по сути, к любой отрасли? Способен ли «Роскосмос» в перспективе получать реальные доходы от использования результатов ИС? Уместно ли проводить параллели с NASA, которому давно удалось решить эту задачу?
Космическая отрасль сама по себе удивительна: для того, чтобы решить одну свою задачу, приходится решать сотни, а то и тысячи технических задач в смежных отраслях. Как следствие, у любого крупного интегратора, который создает инфраструктуру вывода людей и грузов на орбиту или орбитальную инфраструктуру, есть огромное количество результатов интеллектуальной деятельности, которые не менее успешно могут работать во множестве других продуктов. Здесь «Роскосмос» и NASA принципиально ничем не отличаются. Только вот NASA развивалось в одной экономической среде, которую мы называем рыночной, а «Роскосмос» — совершенно в другой, где основной результат — успешный запуск, решенная задача, а отнюдь не доходы от распоряжения интеллектуальной собственностью. Совершенно разные экономические среды и цели привели к тому, что в NASA существуют механизмы и выявления, и управления результатами, в том числе их коммерциализацией. Все они складывались десятилетиями. Эти процессы в итоге стали вполне рентабельными — доходы от использования результатов реинвестируются в новые разработки, хватает денег и на соответствующую сервисную инфраструктуру для деятельности, связанной с охраной или управлением правами на результаты. У «Роскосмоса» ситуация иная: делать то же самое надо, а вот лет 20–30 на это уже нет. Это и есть предмет нашего сотрудничества — построить быструю, комфортную и безопасную среду выявления, охраны и управления всем потоком научно-технических результатов. Сформировать такое организационно-техническое решение непросто, ведь в силу вынужденного исторического опоздания российский космический концерн попросту не сможет позволить себе издержки на управление правами и дополнительный персонал. Поэтому корпоративная система низко транзакционного цифрового управления интеллектуальной собственностью — вполне масштабный вызов и для корпорации, и для федерации. Я убежден, что само решение будет пользоваться спросом у других российских высокотехнологичных компаний и холдингов, ведь у них проблемы те же самые, просто у «Роскосмоса» они буквально выросли до космических масштабов и стали «неземными».
В ноябре 2019 года в Госдуму внесли законопроект, позволяющий выпускать лекарства без согласия патентообладателей. Есть ли в мировой практике подобные кейсы: когда изобретение используется, а правообладатель об этом лишь уведомляется и вместо роялти получает денежную компенсацию? Нет ли риска, что Россия станет этаким патентным флибустьером?
Вопрос не в нормах закона — они вполне себе обычные, вполне соответствуют международным соглашениям. Для национальных нужд такие изъятия допускаются во всех правовых системах. А здоровье населения — вполне себе оправданная цель. История знает много примеров подобных изъятий. Возможно, самый яркий кейс — давление в США на немецких производителей лекарственных препаратов, большинство которых в итоге вынуждены были сами лицензировать способы их производства локальным компаниям. Вопрос, конечно же, в размере справедливой компенсации. Процесс разработки препаратов весьма дорогостоящий и долгий. Обычно финальный патент — далеко не единственный охраняемый правом интеллектуальной собственности объект. Там много чего возникает: различные формулы, данные доклинических и клинических испытаний. Все это имеет свою цену. Статья 1498 Свода закона США гласит, что в случаях, когда изобретение, охватываемое американским патентом, используется государством или для государства без лицензии, правообладатель может предъявить к государству иск о взыскании разумной компенсации — но, замечу, не соразмерной. Законопроект, о котором вы говорите, сам по себе не создает каких-либо угроз, но в случае принятия его неумелое применение может обрушить наш довольно слабый рынок интеллектуальной собственности. Повторюсь, я придаю большое значение механизмам защиты интеллектуальных прав и новым способам такой защиты, а в данном случае еще и оценке стоимости прав в фармацевтике. Также всем практико-применителям такого рода норм стоит помнить, что прекратить право можно, даже компенсацию посчитать и выплатить, но не менее важно обеспечить производство и сырья, и препарата надлежащего качества.
В Ассоциации IPChain уверены, что каждая страна должна иметь свою национальную сеть, которая будет соединяться с аналогичными сетями из других стран. Есть ли стратегия укрупнения у ФИС и насколько это вообще нужно?
Сама сфера интеллектуальной собственности формируется по территориальному принципу — охрана предоставляется на конкретной территории в соответствии с законами или деловыми обычаями конкретной страны. Поэтому инфраструктурные решения, аналогичные IPChain, скорее всего будут строиться по территориальному принципу. В них будут участвовать национальные патентные ведомства, органы судебной власти, возможно, таможенные органы.
Мы с вами говорили, что оборот прав на объекты сегодня стал экстерриториальным, поэтому соединение сетей и обмен данными об объектах и правах между странами — единственный способ обеспечить достаточную и для авторов, и для бизнеса защищенность интеллектуальной собственности. Почему бы в ближайшем будущем патентным ведомствам не стать такими хабами? С точки зрения нашей федерации я вижу здесь одну задачу — активное взаимодействие с WIPO и продвижение российских стандартов обмена данными об объектах и правах интеллектуальной собственности в качестве международных. Мы все считаем Россию великой страной, а великая страна не возникает из убежденности ее жителей, она получает признание тогда, когда дает что-то новое и ценное миру. Мне кажется, цифровой рынок интеллектуальной собственности, его архитектура, нормы, обычаи и сервисы — вполне достойный продукт, который стоит предлагать миру. Для его продвижения не нужно укрупняться, достаточно строить сети — создавать и договариваться.